 И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ, и тьма не объяла его" (Ин. 1:5). Это евангельское изречение, пожалуй, точнее всего передает суть многовекового спора, который ведется вокруг событий царствования Иоанна Грозного. С "легкой" руки Карамзина стало считаться признаком хорошего тона обильно мазать эту эпоху черной краской. Даже самые консервативные историки-монархисты считали своим долгом отдать дань русофобской риторике, говоря о "дикости", "свирепости", "невежестве", "терроре" как о само собой разумеющихся чертах эпохи. И все же правда рвалась наружу. Свет безпристрастности время от времени вспыхивал на страницах исследований среди тьмы предвзятости, разрушая устоявшиеся антирусские и антиправославные стереотипы.
"Наша литература об Иване Грозном представляет иногда удивительные курьезы. Солидные историки, отличающиеся в других случаях чрезвычайной осмотрительностью, на этом пункте делают решительные выводы, не только не справляясь с фактами, им самим хорошо известными, а... даже прямо вопреки им: умные, богатые знанием и опытом люди вступают в открытое противоречие с самыми элементарными показаниями здравого смысла; люди, привыкшие обращаться с историческими документами, видят в памятниках то, чего там днем с огнем найти нельзя, и отрицают то, что явственно прописано черными буквами по белому полю".
Этот отзыв принадлежит Николаю Константиновичу Михайловскому - русскому социологу, публицисту и литературному критику второй половины прошлого века. Он был одним из редакторов "Отечественных записок", затем "Русского богатства". По убеждению - народник, близкий в конце 70-х годов к террористической "Народной воле", Михайловский не имел никаких оснований симпатизировать русскому самодержавию, и все же...
Воистину - неисповедимы пути Господни! Некогда, отвечая на упреки иудеев, возмущенных тем, что народ славит Его, Господь ответил: "Аще сии умолчат, камение возопиет" (Лк.19:40). "Сии" - русские дореволюционные историки, православные лишь "по паспорту", забывшие истины веры, утратившие церковное мироощущение, отрекшиеся от соучастия в служении русского народа - "умолчали". И тогда, по слову Господа, "возопили камни".
ВРЯД ЛИ МОЖНО до конца понять течение русской истории, не разгадав личности Грозного царя. Историки давно сошлись на том, что он был самым даровитым и образованным человеком своего времени. "Муж чудного рассуждения, в науке книжного почитания доволен и многоречив", - характеризует Грозного один из современников. "Несмотря на все умозрительные изъяснения, характер Иоанна... есть для ума загадка", - сетует Карамзин, готовый "усомниться в истине самых достоверных о нем известий"... Ключевский пишет о царе: "От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский московский ум".
Характеристики можно множить, они будут совпадать или противоречить друг другу, вызывая одно неизменное чувство неудовлетворения, недосказанности, неясности. Высокий дух и "воцерковленное" мироощущение царя оказались не по зубам осуетившимся историкам, плотной завесой тайны окутав внутреннюю жизнь Иоанна IV от нескромных и предвзятых взглядов.
Духовная проказа рационализма, лишая веры, лишает и способности понимать тех, для кого вера есть жизнь. "Еще ли окаменено сердце ваше имате? Очи имуще - не видите, и уши имущи - не слышите" (Мрк. 8:17-18), - обличал Господь маловеров. Окаменевшие неверием сердца повлекли за собой слепоту духовную, лишив историков возможности увидеть сквозь туман наветов и клевет настоящего Иоанна, услышать его искренний, полный горячей веры голос.
Как бы предчувствуя это, сетовал Грозный царь, стеная от тягот и искушений своего служения: "Тело изнемогло, болезнует дух, раны душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы исцелил меня. Ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого; утешающих я не нашел - заплатили мне злом за добро, ненавистью - за любовь".
Мягкий и незлобивый по природе, царь страдал и мучился, вынужденный применять суровые меры. В этом он удивительно напоминает своего венценосного предка - святого благоверного князя Владимира равноапостольного, отказавшегося было карать преступников, боясь погрешить против христианского милосердия. "Боюсь греха!" - эти слова святого Владимира как нельзя лучше применимы и к Грозному царю. Несмотря на многочисленные свидетельства растущей измены, он из года в год откладывал наказание виновных. Прощал измены себе, пока было возможно. Но считал, что не имеет права простить измены делу Божию, строению Святой Руси, ибо мыслил обязанности Помазанника Божия как блюстителя верности народа своему промыслительному предназначению.
 Когда в 1565 году в Александровской слободе царь принял решение силой выжечь крамолу в России, это решение далось ему страшным напряжением воли. Вот портрет царя, каким его знали до этого знаменательного дня: Иоанн был "велик ростом, строен, имел высокие плечи, крепкие мышцы, широкую грудь, прекрасные волосы, длинный ус, нос римский, глаза небольшие; серые, но светлые, проницательные, исполненные огня, и лицо приятное".
Когда же царь вернулся в Москву и, созвав духовенство, бояр, знатнейших чиновников, вышел к ним объявить об опричнине, многие не узнали его. Иоанн постарел, осунулся, казался утомленным, даже больным. Веселый прежде взор угас, густая когда-то шевелюра и борода поредели. Царь знал, что ему предстоит, какую ответственность он берет на себя и сколько сил потребуется от него.
Да, Иоанн Грозный карал. По подсчетам "советского" историка Р. Г. Скрынникова, жертвами "царского террора" стали три-четыре тысячи человек. С момента учреждения опричнины до смерти царя прошло тридцать лет. 100 казней в год, учитывая уголовных преступников. Судите сами, много это или мало. Притом, что периодическое возникновение "широко разветвленных заговоров" не отрицает ни один уважающий себя историк. Чего стоит хотя бы политическая интрига, во главе которой стоял боярин Федоров. Заговорщики предполагали во время Ливонского похода 1568 года окружить царские опричные полки, перебить их, а Грозного выдать польскому королю. Но царь, сколько мог, щадил...
Вот один из примеров. Московские казни 1570 года описаны современником событий Альбертом Шлихтингом, иностранцем. Не имея никаких причин преуменьшить масштаб (скорее наоборот), Шлихтинг рассказывает, что из трехсот выведенных на казнь были казнены лишь сто шестнадцать человек, а остальные - помилованы и отпущены. В летописи того времени названо примерно такое же количество казненных - сто двадцать человек. А в "Повести об Иване Грозном и купце Харитоне Белоулине", дошедшей до нас в списке конца XVI века, и вовсе говорится, что казнено было всего семеро, после чего "вестник прииде от царя, повеле всех пойманных отпустить".
При этом надо учитывать, что казни были результатом расследования по "новгородскому" и "псковскому" делу о попытках отложиться от московского царя и уйти в подданство иноверному государю. Перечни казненных за счет казны рассылались для включения в синодики (поминальные списки) по российским монастырям. Царь не желал казненным зла, прося у Церкви святых молитв об упокоении мятежных душ изменников и предателей...
Подвижнический характер имела вся личная жизнь царя. Это ярче всего проявлялось в распорядке Александровской слободы. Шумную и суетную Москву царь не любил, наезжая туда "не на великое время". В Александровской слободе он все устроил так, как хотел, вырвавшись из церемонного и чинного порядка государевой жизни с его обязательным сложным этикетом и неизбежным лицемерием. Слобода, собственно, была монастырем в миру. Несколько сотен ближайших царских опричников составляли его братию, а себя Иоанн называл "игуменом всея Руси". (Царь не раз хотел постричься, и последний раз, после смерти сына в 1581 году, лишь единодушная мольба приближенных предотвратила осуществление этого намерения).
Опричная "братия" носила монашеские скуфейки и черные подрясники. Жизнь в слободе, как в монастыре, регулировалась общежительным уставом, написанным лично царем. Иоанн сам звонил к заутрене, в церкви пел на клиросе, а после обедни, во время братской трапезы, по древней иноческой традиции читал для назидания жития святых и святоотеческие поучения о посте, молитве и воздержании.
По благочестию в личной жизни с Грозным царем может сравниться, пожалуй, лишь царь Тишайший - Алексей Михайлович, проводивший в храме по пять часов в день и клавший ежедневно от тысячи до полуторы тысячи земных поклонов с молитвой Иисусовой.
Сегодня - день памяти первого русского Царя Иоанна Васильевича Грозного. Как не хватает нам нынче такого вождя с его опричниной! А как много полезного для современности можно извлечь, изучая его державные деяния…
Царь Иоанн Грозный родился 25 августа 1530 г. и был старшим сыном Великого Князя Василия III Иоанновича от второго брака с княгиней Еленой Васильевной Глинской.
«Царствование Иоанна IV протекало бурно. Со всей возможной выразительностью ее течение обнажило особенность русской истории, состоящую в том, что ее ход имеет в основе не "баланс интересов" различных сословий, классов, групп, а понимание общего дела, всенародного служения Богу, религиозного долга...
В 1547 году сгорела Москва. Пожар и последовавший за ним всенародный мятеж потрясли юного Иоанна. В бедствиях, обрушившихся на Россию, он увидел мановение десницы Божией, карающей страну и народ за его, Царя, грехи и неисправности. Пожар почти совпал по времени с венчанием Иоанна на царство. Церковное Таинство Миропомазания открыло юному монарху глубину мистической связи Царя с народом и связанную с этим величину его религиозной ответственности. Иоанн осознал себя "игуменом всея Руси". И это осознание с того момента руководило всеми его личными поступками и государственными начинаниями до самой кончины... Воцарение Грозного стало переломным моментом: в становлении русского народа - как народа-богоносца, русской государственности - как религиозно осмысленной верозащитной структуры, русского самосознания - как осознания богослужебного долга, русского "воцерковленного" мироощущения - как молитвенного чувства промыслительности всего происходящего. Соборность народа и его державность слились воедино, воплотившись в личности Русского Православного Царя. Приняв на себя груз ответственности за народ и державу, юный Царь с ревностью приступил к делам государственного, общественного и церковного устроения...
Повелением царским был составлен и введен в действие новый Судебник. С целью всероссийского прославления многочисленных местночтимых святых и упорядочения жизни Церкви Иоанн созвал подряд несколько церковных соборов, к которым самолично составил список вопросов, требовавших соборного решения. В делах Царя ближайшее участие принимали его любимцы - иерей Сильвестр и Алексей Адашев, ставшие во главе "Избранной Рады" - узкого круга царских советников, определявших основы внутренней и внешней политики. В 1552 году успешно закончился "крестовый" поход против казанских татар. Были освобождены многие тысячи христианских пленников, взята Казань, обеспечена безопасность восточных рубежей... Тогда же он обрел прозвище "Грозный" - то есть страшный для иноверцев, врагов и ненавистников России...
Счастливое течение событий прервалось в 1553 году тяжелой болезнью молодого Царя. Но страшнее телесного недуга оказываются душевные раны, нанесенные теми, кому он верил во всем, как себе. У изголовья умирающего Иоанна бояре спорят между собою, деля власть, не стесняясь тем, что законный Царь еще жив. Наперсники царские - Сильвестр и Адашев - из страха ли, или по зависти, отказываются присягать законному наследнику, малолетнему Царевичу Дмитрию. В качестве кандидатуры на престол называется двоюродный брат Царя - князь Владимир Андреевич. Россия оказывается на грани нового междоусобного кровопролития...
Выздоровление Иоанна, казалось, вернуло силы всей России. В 1556 году русское войско взяло Астрахань, окончательно разрушив надежды татар на восстановление их государственной и военной мощи на Востоке. Взоры Царя обратились на Запад. Обеспечив мир на восточной границе, он решил вернуть на Западе древние славянские земли, лишив Ватикан плацдарма для военной и духовной агрессии против Руси. Но здесь его поджидало новое разочарование... "Избранная Рада" воспротивилась планам Царя. Вопреки здравому смыслу она настаивала на продолжении войны против татар - на этот раз в Крыму, не желая понимать, что само географическое положение Крыма делало его в те времена неприступной для русских полков крепостью. Сильвестр и Адашев надеялись настоять на своем, но Царь на этот раз проявил характер. Он порвал с "Избранной Радой", отправив Адашева в действующую армию, а Сильвестра - в Кирилло-Белозерский монастырь, и начал войну на Западе, получившую впоследствии название Ливонской...
С высылкой предводителей боярской партии интриги не прекратились. В 1560 году при странных обстоятельствах умерла супруга Иоанна - кроткая и нищелюбивая Анастасия. Возникли серьезные опасения, что Царицу отравили, боясь ее влияния на Царя, приписывая этому влиянию неблагоприятное (для бывших царских любимцев) развитие событий. Кроме того, смерть Царицы должна была по замыслу отравителей положить конец и высокому положению при дворе ее братьев, в которых видели опасных конкурентов в борьбе за власть. Произведенное дознание показало, что нити заговора тянутся к опальным вельможам - Адашеву и Сильвестру. И снова Иоанн вопреки очевидности пощадил жизнь заговорщиков. Сильвестр был сослан на Соловки, а Алексей Адашев взят под стражу в Дерпте, где и умер вскоре естественною смертью от горячки, лишив будущих историков возможности лишний раз позлословить о "терроре" и "жестокости Царя"...
В 1564 году доверенный друг Иоанна, князь Андрей Курбский, наместник Царя в Дерпте, тайно, ночью, оставив жену и девятилетнего сына, ушел к литовцам. Мало того, что он изменил Царю, - Курбский предал родину, став во главе литовских отрядов в войне с собственным народом. Подлость всегда ищет оправдания, стараясь изобразить себя стороной пострадавшей, и князь Курбский не постеснялся написать Царю письмо, оправдывая свою измену "смятением горести сердечной" и обвиняя Иоанна в "мучительстве"...
Терпеть далее такое положение вещей было нельзя. Оно грозило не Царю - под угрозой оказывалось существование России. После долгих и мучительных колебаний Иоанн Грозный принял единственно возможное для христианина решение: вынести дело на всенародный суд... В начале зимы 1564 года Иоанн Васильевич покинул Москву в сопровождении верных ему ближних бояр, дворян и приказных людей "выбором изо всех городов" с женами и детьми... Поездив по окрестным монастырям, побывав у Троицы, царь к Рождеству остановился в Александровской слободе, в 112 верстах от Москвы...
Когда первое оцепенение москвичей прошло, столица буквально взорвалась народными сходками: "Государь нас оставил, - вопил народ. - Мы гибнем. Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменниками? Как могут быть овцы без пастыря?" Духовенство, бояре, сановники, приказные люди, проливая слезы, требовали от митрополита, чтобы он умилостивил Иоанна, никого не жалея и ничего не страшася... Народ сделал свой выбор. Осознанно и недвусмысленно он выразил свободное согласие "сослужить" с Царем в деле Божием - для созидания России как "Дома Пресвятой Богородицы", как хранительницы и защитницы спасительных истин Церкви. Царь понял это, 2 февраля торжественно вернулся в Москву и приступил к обустройству страны.
Первым его шагом на этом пути стало учреждение опричнины. Само слово "опричнина" вошло в употребление задолго до Ивана Грозного. Так назывался остаток поместья, достаточный для пропитания вдовы и сирот павшего в бою или умершего на службе воина. Поместье, жаловавшееся великим князем за службу, отходило в казну, опричь (кроме) этого небольшого участка. Иоанн Грозный назвал опричниной города, земли и даже улицы в Москве, которые должны были быть изъяты из привычной схемы административного управления и переходили под личное и безусловное управление Царя, обеспечивая материально "опричников" - корпус царских единомышленников, его сослуживцев в деле созидания такой формы государственного устройства, которая наиболее соответствует его религиозному призванию... Опричнина стала в руках Царя орудием, которым он просеивал всю русскую жизнь, весь ее порядок и уклад, отделял добрые семена русской православной соборности и державности от плевел еретических мудрствований, чужебесия в нравах и забвения своего религиозного долга.
Даже внешний вид Александровской слободы, ставшей как бы сердцем суровой брани за душу России, свидетельствовал о напряженности и полноте религиозного чувства ее обитателей. В ней все было устроено по типу иноческой обители - палаты, кельи, великолепная крестовая церковь (каждый ее кирпич был запечатлен знамениемЧестнаго и Животворящего Креста Господня). Ревностно и неукоснительно исполнял Царь со своими опричниками весь строгий устав церковный. Как некогда богатырство, опричное служение стало формой церковного послушания - борьбы за воцерковление всей русской жизни, без остатка, до конца. Ни знатности, ни богатства не требовал Царь от опричников, требовал лишь верности, говоря: "Ино по грехом моим учинилось, что наши князи и бояре учали изменяти, и мы вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды"...
Учреждение опричнины стало переломным моментом царствования Иоанна IV. Опричные полки сыграли заметную роль в отражении набегов Девлет-Гирея в 1571 и 1572 годах, двумя годами раньше с помощью опричников были раскрыты и обезврежены заговоры в Новгороде и Пскове, ставившие своей целью отложение от России под власть Литвы и питавшиеся, вероятно, ересью "жидовствующих", которая пережила все гонения. В 1575 году, как бы подчеркивая, что он является Царем "верных", а остальным "земским" еще надлежит стать таковыми, пройдя через опричное служение, Иоанн IV поставил во главе земской части России крещеного татарина - касимовского царя Семена Бекбулатовича...
Был в этом "разделении полномочий" и особый мистический смысл. Даруя Семену титул "Великого князя всея Руси", а себя именуя московским князем Иваном Васильевым, Царь обличал ничтожество земных титулов и регалий власти перед небесным избранничеством на царское служение, запечатленным в Таинстве Миропомазания. Он утверждал ответственность русского Царя перед Богом, отрицая значение человеческих названий. Приучая Русь, что она живет под управлением Божиим, а не человеческим, Иоанн как бы говорил всем: "Как кого ни назови - великим ли князем всея Руси или Иванцом Васильевым, а Царь, Помазанник Божий, отвечающий за все происходящее здесь - все же я, и никто не в силах это изменить".
Так царствование Грозного Царя клонилось к завершению. Неудачи Ливонской войны, лишившие Россию отвоеванных было в Прибалтике земель, компенсировались присоединением бескрайних просторов Сибири в 1579-1584 годах. Дело жизни Царя было сделано - Россия окончательно и бесповоротно встала на путь служения, очищенная и обновленная опричниной. В Новгороде и Пскове были искоренены рецидивы жидовствования, Церковь обустроена, народвоцерковлен, долг избранничества - осознан. В 1584 году Царь мирно почил, пророчески предсказав свою смерть. В последние часы земной жизни сбылось его давнее желание - митрополит Дионисий постриг Государя, и уже не Грозный Царь Иоанн, а смиренный инок Иона предстал перед Всевышним Судией, служению Которому посвятил он свою бурную и нелегкую жизнь».
(Из книги митрополита Иоанна Снычёва «Самодержавие Духа»)
|
Комментарии
Отправить комментарий